Всё было как всегда, когда я приезжал в Москву. Лёгкое, почти незаметное волнение, когда, выходя из вагона на перрон Казанского вокзала сразу же вливаешься в ритм столичной жизни. И даже день выдался тёплый и солнечный. Только, пожалуй, впервые радости у меня от встречи со столицей не было. В этот день Москва прощалась с Микаэлом Таривердиевым, о чём неумолимо подтверждали несколько строк в чёрной рамке в купленном мною здесь же, у поездов, «Московском комсомольце». «В полдень все, кто желает проститься с композитором, смогут сделать это в Центральном Доме Кинематографистов. Здесь состоится гражданская панихида. А похороны пройдут сегодня же на армянском участке Ваганьковского кладбища в 14 часов».

Есть удивительные художники. Дни не светятся еженедельно на телеэкране или в прессе, но их творчество знают и любят очень и очень многие. Когда я покупал цветы, и молодая, красивая продавщица узнала – по какому случаю, то сразу же, ни секунды не раздумывая, добавила к ним ещё целый букет, бесплатно – от себя, сказав при этом: «Такой человек!» И, может быть, скорее всего, пути их никогда в жизни и не пересекались, но музыка композитора сказала за него всё. А это и есть, наверное, то неуловимое и главное, чего не купишь ни за какие деньги, и что называют народной любовью.

В Дом Кино я пришёл почти за два часа до начала гражданской панихиды. Кроме милицейского кордона и стоящего чуть поодаль катафалка вокруг, казалось, никакого не было. Вдоль длинных коридоров здания на дверях – многочисленные таблички: «Гильдия кинотехников», «Гильдия кинооператоров», «Кино для детей и юношества». «Гильдию композиторов» Союза кинематографистов возглавлял Микаэл Леонович. Нередко по этим коридорам проходил и я, когда он назначал мне здесь встречу. А сейчас в притихшем здании только в кабинете напротив слышался негромкий голос актрисы Ирины Скобцевой.

Вскоре, уже через центральный вход стали появляться известные и неизвестные люди – по одиночке и целыми группами. Вот прошёл с цветами датский писатель Роман Сеф, за ним – Председатель союза композиторов России Владислав Казенин. Приехали поклониться музыканты ивановского трио «Меридиан», а следом – посол Армении в России со своей делегацией – в чёрном, возложив венок, приносит соболезнование родственникам.

Как передать чувства, когда человек, которого знаешь, которым дорожишь, - здесь, рядом, - уходит навсегда, а голос и музыка его звучит. А вся панихида проходила с музыкой композитора. И я вдруг сделал для себя открытие. Редкий композитор в свой последний час на земле был бы так органичен в своем творчестве и в миг света, и в миг тьмы. Как-то по-новому воспринимались романсы и инструментальные мелодии из «Иронии судьбы» или «Ольги Сергеевны». Я никогда больше не смогу их воспринимать, как прежде, потому, что они останутся во мне как мелодии прощания.

Было немало тихих, горьких слёз. Не сдержался и я, возлагая наш общий с незнакомой продавщицей букет. Запомнился волнующий голос режиссёра Сергея Соловьёва, который сдерживая ком в горле и прощаясь с другом, рассказал, как в наше дурное время Микаэл иногда изображал из себя «крутого», когда они вдвоём ходили по высоким кабинетам, решая кинематографические дела. Но в действительности, - никакой он не «крутой», он – «птичка божья», которая рождена только для того, чтобы петь. А ещё – он был очень раним, особенно, когда речь шла о творчестве. Отдельно режиссер отметил, что именно Микаэл Таривердиев первый из композиторов, не подстраиваясь под дуновение времени, стал писать музыку для интеллигенции, обращаясь к самой высокой поэзии.

Впереди меня стоял человек в синем джинсовом костюме, которого со спины я сразу не узнал. Но, когда Эльдару Рязанову представили слово, и я увидел его, мне показалось, - он постарел или горе так отразилось на нём.

«Два года не виделись мы и так горько, что только несчастье нас вновь объединяет», - сказал известный режиссер. Он рассказал о двух фильмах, в которых решающую роль сыграл его друг Микаэл. Первый, всем известная «Ирония судьбы», наполненная прекрасной музыкой, по словам Эльдара Рязанова, просто бы без неё не состоялась. А о втором, в минуту прощания, он впервые откровенно поделился. Он знал или слышал об истории, когда однажды Микаэл ехал в машине с любимой женщиной, которая сбила человека. Спасая её, вину Микаэл взял на себя. Именно это послужило для режиссёра отправной точкой в сюжете фильма «вокзал для двоих». Не случайно, по словам Рязанова, герой этой картины – пианист, а играет его такой же красивый и обаятельный Олег Басилашвили. Волею случая в течение всей церемонии прощания я оказался рядом с Александрой Пахмутовой, Николаем Добронравовым и Юлианом. Они были заметно раздражены от того, что телевизионщики проявили внимание к композитору только тогда, когда его не стало.

От композиторов слова прощания сказали вице-президент гильдии Марк Минков и Геннадий Гладков, который поражался человечности, профессиональной бескорыстностью и щедростью Мастера, его детскому мироощущению. Всё это я в полнейшей степени ощутил и на себе.

«Трудно сделать эти несколько шагов, но я знаю, что ты меня слышишь», - это на несколько ступенек поднялся актёр Олег Янковский. Он рассказал, что в последних встречах Микаэл предложил ему как президенту сочинского кинофестиваля несколько идей, которые он постарается претворить в жизнь. Вообще, кинематографисты – и это очень сильно чувствовалось – так срослись с человеком и творцом – Таривердиевым, что, прощаясь, все говорили, что Дом Кино навсегда останется его домом, и его двери всегда открыты для жены Веры и сына Карэна. По- моему, это очень по-человечески тепло: провожая ушедших от нас, помнить о живых, кто был рядом с ними.

Мимо нас проходит друг Владимира Высоцкого седовласый актёр Борис Хмельницкий. Несколькими фразами успеваем обменяться с драматургом Виктором Мережко. «Никаких современных слов не хватит высказать всё, как это сумел поэт серебряного века», - у гроба друга Андрей Вознесенский. – «Принц ноты прекрасной, умер седой композитор». И словно услышав, в ответ тихо звучит голос Микаэла, поющий их с Андреем романс из «Антимиров» - «Тишины хочу, тишины» … Поэт волнующе рассказал об их жарких творческих спорах, и как именно в этом романсе Микаэл всегда пел слово «жёлтый» вместо «тихий». И лишь в последнем выступлении спел так, как просил поэт. И вот теперь, с отчаянием, он говорит, что лучше бы ты пел – «жёлтый», но только был жив. На прощание поэт прочитал строки ещё одного их романса – «Не исчезай из жизни моей» …

Но вот на нескольких автобусах процессия двинулась в сторону Ваганьковского кладбища, где в маленькой церквушке два священнослужителя по армянскому обычаю провели ритуал прощания. Женщины дорогу осыпают цветами. Последние слова… Молчание… Тишина… Мне почему-то врезались в память два заготовленных отверстия в крышке гроба, куда легко, почти бесшумно были вбиты гвозди…

Похоронили Микаэла Таривердиева у самых стен местного храма. Я уходил, но во мне долго ещё звучал его тихий голос:

«Оставь же сына, юность хороня,

Он встретит Солнце завтрашнего дня» …

«Вечерний Саранск» 1 августа 1996 г.