2010-й год… В Нижнем Новгороде проходил Всероссийский хоровой фестиваль имени Л.Сивухина. В одном из концертов в исполнении хора «Благовест» под управлением Льва Панкратова прозвучал хор тогда не известного мне композитора из Саранска Сергея Терханова «Русская любовь» на стихи Григория Мазлуняна.
По весне, когда любовь ликует

***
(Разве душу русскую поймёшь?)
Мы берёзу белую целуем,
А потом по венам острый нож.
И польются, наполняя чашу,
То ли сок берёзы, то ли кровь,
Но прощают нам берёзы наши
Вот такую русскую любовь…
***

После исполнения долго не смолкали аплодисменты. Автора попросили подняться на сцену. Тогда-то я впервые и увидела Сергея Яковлевича. На сцене вся его фигура и взволнованное лицо выражали одновременно смущение и сдержанную радость.
Запомнилась легкая, словно летящая, походка Сергея; в ней чувствовался живой нерв человека энергичного и целеустремленного; и еще – серьёзный взгляд больших светло-серых глаз… У Сергея были глаза будто чем-то удивленного ребенка. Потом, при последующих встречах, замечала, что они меняли цвет, становясь то серо-голубыми, то серо-бирюзовыми, то ярко-голубыми… Но каждый раз на тебя смотрел именно ребёнок – умный, серьезный, понимающий, увлечённый, восторженный, благодарный и умеющий слушать.
В тот вечер, после концерта, я решила дождаться Сергея Яковлевича в фойе, чтобы задать ему несколько вопросов о премьере. Как только он вышел из зала в фойе, рядом с ним всё время оказывались люди. Они поздравляли его, радостно приветствовали, крепко пожимали руку или по-дружески обнимали. Чувствовалось, что он здесь свой, что ему здесь рады. Наконец, фойе почти опустело, я уже собралась с духом, чтобы подойти к нему с диктофоном, как вдруг Сергей Яковлевич неожиданно сам быстро, почти бегом, двинулся в мою сторону, сел на банкетку рядом и что-то стал энергично искать в своём портфеле, не обращая на меня внимания. Шуршал-шуршал страничками, а я подумала, а вдруг он сейчас также неожиданно убежит, как и прибежал? Тогда я поспешила ему представиться. И поблагодарила за «Русскую любовь», оставившую сильное впечатление. Вышло всё как-то не официально и естественно, будто я не корреспондент, а он – не герой сегодняшнего вечера (о том, что он герой нашего времени, я еще не знала). Портфель был сразу забыт, а из Серёжи словно «посыпались» рассказы - один за другим, и всё это проговаривалось им довольно быстро, но очень хорошим русским языком, с безупречной дикцией и, что мне тоже очень понравилось, вполголоса, что музыканты называют mezzoforte.
Время было не раннее, концерт был долгим, и на тот вечер и у Сергея Яковлевича, и у меня были кое-какие планы. И его и меня ждали люди, поэтому мы решили перенести запись интервью на утро. Помню, что меня покорила его полная «боевая» готовность рассказать обо всём. Чувствовалось, что беседы с журналистами для него привычны, что он достаточно словоохотлив, а главное - что ему есть о чём рассказать. Откуда мне было знать, что в тот вечер мне было подарено не только знакомство с талантливым композитором и удивительным человеком, но и начало трогательной дружбы, глубина которой не измеряется ни количеством лет, ни числом наших увы! - совсем не частых встреч.
В наших беседах главной темой была музыка, поэзия и, конечно, всё новое, что происходило в творчестве Сергея. И, что меня радостно удивляло, - поразительное сходство наших взглядов и нефальшивый унисон в оценках явлений и событий... Единственное увлечение, которое я не могла разделить с Сергеем, это футбол. Он меня совсем не волновал, а Сергей был страстным болельщиком и имел широкий круг друзей – капелланов (так именуют в Нижних выпускников Нижегородской Хоровой капеллы), которые в полной мере разделяли с ним эту сумасшедшую мальчишескую любовь к футбольным баталиям. Но зато любимые строчки Б.Ш.Окуджавы из любимого романса И. Шварца наполнились для меня иным и очень личным смыслом:
Святая наука – расслышать друг друга
Сквозь ветер, на все времена…
Правда, «времён» у нас не было. Сергей умел дорожить друзьями и сохранять им верность как никто. О друзьях он не только не забывал, он о них нежно заботился, переживал за их здоровье, прилагал все усилия к тому, чтобы его друзья общались между собой. Со временем, почти незаметно, наши обыденные деловые отношения «переплавились» во что-то качественно иное именно благодаря особым душевным свойствам Сергея. А душа у него была… да уж, редко кто, дожив до 60 лет, сохранил такую! Сергей был чрезвычайно деликатен и щедр - без оглядки. Его никогда не волновал вопрос, с чем останется он. Его главный «фокус» был сосредоточен на тебе. Как дать тебе то, в чём ты нуждаешься, что он мог бы сделать, чтобы тебе легче работалось. Мне хотелось познакомить своих радиослушателей с его талантливой музыкой. Безусловно, и ему тоже хотелось увеличить число людей, знакомых с его творчеством. Поэтому цель у нас была общая – что правда - то правда. Но ведь Музыке-то Сергей служил без корысти. Свои новые творения он создавал не на заказ. Он не получал за них ни гроша, и хотя жить ему и его семье надо было на что-то, он довольствовался самым малым, не рассчитывая получить монетку за новую работу. Главной наградой для него было внимание к его творчеству: только бы кто-то послушал, только бы кто-то оценил, заметил, сыграл, спел!
А не писать он не мог. И если многие великие композиторы прошлого музыкой зарабатывали себе на хлеб, и были музыкантами «подневольными», то у Сергея была одна «неволя» - его композиторская совесть. И, безусловно, призвание. Прожить день праздно было для него нравственным преступлением! Когда Сергей присылал мне диски с записью своей музыки или позже - ксерокопии нот, я поражалась, с какой опрятностью, как красиво, с какой любовью была выведена его рукой каждая буковка, каждая нотка! Не от любви к себе, не из уважения к своей личности, нет! Это было одним из проявлений его верного и преданного служения Её Величеству Музыке. Он относился к числу тех художников, кто горячо любил Искусство в себе, а не себя в искусстве.

Из дневниковых записей
Март 20011г. Сергей пригласил на премьеру «Алых парусов». Нравится жанр - романтическая история, нравится название Театра - «Вера». Современные Ассоль, Грэй – возможно ли искренне сыграть их сегодня? Решено. Еду!
Запись после премьеры
Апрель 2011г. Алые паруса не обманули ожиданий! Потрясена красотой и нервом музыки. Сережа – большой талант! Он просто преподносить себя не умеет. Скорее, НЕ ЖЕЛАЕТ ЭТОГО. Встретились перед премьерой и с его семьей: женой Танюшей (про себя я назвала её русалочкой - за изящество и тонкость - по аналогии с фигуркой знаменитой Русалочки в Копенгагене ) и дочкой Леночкой. Как счастлив был Сергей, представляя их! Весь светился радостью. Боже, не иначе, как Ты вложил в сердце Сергея такую любовь!
Леночке тогда, в 20011-м, на вид было не более 18-ти, она, подобно маме, была тоненькой, «незаземлённой», милая и нежная девушка с большими, одновременно грустными и улыбающимися глазами… Папина Муза. Вторая после Татьяны.

***
Две музы у меня:
Одна, как утро, -
Чувства пробуждает,
Прохладой вечера
На склоне дня –
Другая награждает.

И согревают душу рядом
Подснежник вместе с листопадом.
Закат, обняв в лучах рассвет,
Мне дарит драгоценный свет.

Сплелись - так странно –
День и ночь
В моих листках календаря -
Любимая и чудо – дочь
Мелодию любви даря…
С.Терханов, «Две Музы»
***

Как Сергей и Татьяна нашли друг друга? Как смогли сохранить свежесть чувства? Тайна, которая нашла для меня неожиданное отражение в гриновском спектакле…
…Когда мы вошли в Театр, музыка - словно звуковое облако, окутала нас… Приглушенно звучащая мелодия будто говорила: « Забудьте на время свои трезвые, рациональные мысли. Сейчас вам предстоит побыть немножко романтиками, вместе с нашими героями пережить унижение и бедность, вместе с ними испытать Любовь и поверить в Мечту» ... Музыка ещё продолжала творить свою добрую работу, а в это время в фойе появились актеры в пёстрых весёлых костюмах. Стало шумно, взрослые зрители что-то объясняли своим маленьким детишкам, директор Театра произносила свою трогательную речь, и все были в приподнятом настроении: ведь сегодня нас ожидала премьера! И вдруг зазвучал Гимн театра, все притихли, а может быть, мне так только показалось, потому что сама я слышала теперь только Серёжин гимн. Музыка, как налетевшая морская волна, словно приподняла и повлекла за собой! Распахнулись двери зрительного зала.
И вот мы уже там. Свет погасили… На заднике сцены – большой экран и на нём изображение плывущего старинного корабля. Алых парусов ещё нет. Всё – впереди! Поскрипывает мачта, грузный корабль плывёт прямо на нас. Кричат чайки, и вдруг издалека тихо-тихо начинает звучать нежная, совершенно сказочная мелодия. И сразу все сидящие в зале попали в мир …нет, не сказки, а пленительно-волнующего Чуда! Талантливая игра молодых актеров, их выразительное пение, оригинальная постановка, динамика сменяющихся сцен – всё убеждало в том, что история Грина в тот вечер родилась заново! И всё же, всё же… Новую жизнь в известное гриновское творение вдохнула именно музыка Сергея Терханова! Взрослые зрители ощутили живое трепетное волнение юности, а маленькие наоборот – словно повзрослели, прекрасно разобравшись, кто в этой истории плохой, а кто – благородный, и как много значит в жизни вера в то, что мечта непременно сбудется.
После спектакля я записывала мнения зрителей об увиденном и услышанном. Ответы были схожими. Всех потрясла музыка. Многие признались, что были взволнованы её звучанием до слез. Благодаря музыке зрители открыли в себе удивившую их самих способность воспринимать нежность и красоту, ненавидеть чёрствость и тупость «земных недочеловеков» и радоваться счастью нежной Ассоль и отважного Грэя вместе с мудрым Угольщиком! После премьеры «Алых парусов» хотелось всех обнять, хотелось дышать полной грудью, да просто - хотелось ЖИТЬ…
Сергей Яковлевич после премьеры смущенно (его постоянная реакция) принимал поздравления. Но блестевшие радостью глаза, сдержанная улыбка и тихий почти шепчущий голос («перезанимался», работая с актёрами над исполнением вокальных партий) выдавали его волнение. Он переживал настоящий творческий триумф! Его Музыку оценили, его творчество пробудило в людях чувство Прекрасного! Все участники спектакля ликовали, победа композитора и успех премьеры были очевидны.

Декабрьские дивертисменты
2011й год, морозный декабрь… Еду в Саранск. Когда Сергей узнал, что я веду рубрику, посвящённую музыкальным фестивалям, он сразу предложил мне посетить Саранск в дни проведения Всероссийского фестиваля «Декабрьские дивертисменты».
В первый же вечер огромный зал Драматического театра им. И.М. Яушева с трудом «поглотил» всех желающих попасть на концерт фестиваля. Запомнилось: на улице - нешуточный мороз, Саранск заснежен, подсвечен, наряден, словно уже наступили Рождественские праздники…То ли всегда Саранск таков, то ли власти расстарались ради Фестиваля и его гостей. А гости и вправду были достойные: блистательный «Терем» -квартет из Санкт-Петербурга и талантливый исполнительский дуэт: молодой певец – баритон Владимир Александрович и его друг пианист Олег Вайнштейн; в последний день фестиваля выступил Московский камерный оркестр «Эрмитаж» под управлением «золотого гобоиста» Алексея Уткина. Все концерты были своего рода открытием, каждый вечер - свежие впечатления, ни разу не возникло ощущения потерянного времени. Во время записи интервью Сергей добровольно сопровождал меня за кулисы, стоял - словно на страже, рядышком, чтобы пригодиться, помочь, а вдруг? ... Надо ли говорить, что эта трогательная молчаливая поддержка, о которой я и не смела просить, согревала сердце. Сергей «вырастал» в моих глазах. . . Сергей чутким своим сердцем понимал, что в чужом городе, в новой обстановке, даже опытный журналист более комфортно чувствует себя с «группой поддержки», а не в одиночку. А комфорт даёт полную свободу самовыражения и быстроту реакции на сказанное, стало быть, уровень такой работы обещает быть высоким. Но корю себя за поспешность, в которой я проживала каждое музыкальное событие, возможно, я даже не поблагодарила тогда Сергея, возможно, забыла об этом сразу же после фестиваля. И сейчас пусть летит к его бессмертной душе моё искреннее слово «прости»!
Никогда не забуду, как Сергей усердно старался «влюбить» меня в свой город, в свой Саранск. Прежде всего, он открыл мне великого Эрьзю! Приехали мы в Музей скульптора Эрьзи, там до меня уже побывали все гости Фестиваля. Сергей познакомил меня с чудным экскурсоводом Музея Еленой. Он только спросил: «Вам полчасика хватит?» Я, не догадываясь о том, какой сейчас необъятный и непостижимый творческий космос мне откроется, легкомысленно кивнула, а Елена предусмотрительно ответила, мол, посмотрим… Этот день я никогда не забуду! Встреча с художественным миром великого скульптора шокировала, приводила в изумление, внутри всё кричало: КАК?! И весь мир об этом Художнике не знает?! От его работ невозможно было оторваться, и вместо «получасика» мы более двух часов знакомились с мордовским Гением.
В это время с Сергеем и его новой музыкой познакомились петербургские участники «Дивертисментов» Владимир Александрович и Олег Вайнштейн. А вечером Олег Вайнштейн неожиданно для всех исполнил фортепианную версию Серёжиного романса на стихи С. Сеничева «Пол-лета». Это сочинение переливалось всеми оттенками нежности; тема романса – хрупкая, словно льдинка, «просвечивала» в легкой, ажурной фактуре вайнштейновского переложения... Помню, я еле-еле успела тогда включить диктофон, чтобы записать этот неожиданный сюрприз. Сергею – на память. Публика встретила этот концертный номер с восторгом, раздавались крики «браво», щедрые аплодисменты были наградой автору. Сергею пришлось выйти на сцену, он сдержанно поклонился залу, пожал руку пианисту. Свет прожекторов был направлен на его милое, смущенное от счастья лицо… Его Музыку услышали! Мы с Татьяной Новоженовой (всё время хочется написать – Терхановой!) без устали аплодировали, радуясь его успеху.

Меня умиляла одна Серёжина особенность: он очень бережно хранил подаренные ему сувениры, какого бы качества они ни были.
В один из дней моего пребывания в Саранске вместе с ним зашли в его класс в музыкальном училище. Необычен он был только тем, что там преподавал Сергей Яковлевич. Он стал показывать мне маленькие, чуть запылившиеся предметы, которые стояли на крышке пианино. Он перечислял имена дарителей, вспоминал счастливые, отмеченные обычной земной радостью встречи, концерты, первые исполнения своих произведений. И всё – с такой непередаваемой лаской, с такой бережностью и благодарностью. Во мне мгновенно произошла перемена: то, что минуту назад казалось не таким уж значительным и интересным, вдруг приобрело смысл, глубину и значение. Про себя сделала вывод: Серёжино отношение к вещам - безделушкам совершенно не материальное, сродни детскому. Ведь ребёнок не знает, сколько стоит кукла или машинка, дорогая это игрушка или нет. Главное, что она любимая! Также он относился и к концертным программкам, к фестивальным буклетам, к фотографиям, к вырезкам из газет. Он относился к ним, как к живым свидетелям неостановимой творческой жизни или вообще – ЖИЗНИ! Для меня, признаюсь, это было еще одним уроком.
На книжной полке у меня стоит сувенир, с которым я теперь не могу расстаться сама. Это маленькая каравелла с маленькими белыми парусами. Предназначалась она Серёже. Почему и куплена была именно маленькая каравелла – я так и «видела» её на том самом пианино в классе Сергея, в училище. Думалось, не раз улыбнётся он, когда бросит беглый случайный взгляд на миниатюрные «алые паруса». Вспомнит, может быть, наш с ним радиоэфир, посвященный его гриновскому мюзиклу. Дочка моя художница, просила её – найди мне краску алую, собиралась их перекрасить… Да так и прособиралась. Не успела подарить… Как тут не вспомнить доктора Гааза и его мудрый наказ: спешите делать добро!
А если пристально взглянуть на его литературное творчество, то там найдётся огромное количество маленьких лирических шедевров с детскими образами. Один рассказ о Зеркалёныше чего стоит! Это не только выражение Любви к жене и дочке. Это миниатюрная поэма в прозе.

ЗЕРКАЛА

В моей жизни – всего одна комната. Но она – самая счастливая, потому что вся в зеркалах. Просыпаясь по утрам, я люблю смотреть на тебя, ведь ты – мое ненаглядное зеркало, обрамлённое запутавшимися волосами и совсем-совсем ещё полусонная. А рядом уже шевелится мой маленький осколочек – Зеркалёныш. Стоит ему поднять ресницы, как два неуловимых солнечных зайчика мгновенно заполняют всю комнату – от пола до потолка – светом и радостью! Причём, даже в пасмурную погоду. Удивительно!.. Больше всего в жизни я боюсь занавесок. Не хочу, чтобы они закрыли мои дорогие зеркала.
Сколько ласковой заботы и тёплого сердечного внимания Сергей Яковлевич проявлял к людям, не описать! «Подсмотренных» мною случаев много. В орбиту его внимания попадали забытые всеми старики, тяжело заболевшие или приунывшие от жизненных невзгод соавторы, воины-афганцы, любимые педагоги, знаменитые и совсем не известные в музыкальном или около-музыкальном мире люди. Серёжа находил время позвонить, забежать, подарить букетик цветов в день Рождения, и меня иногда привлекал к участию в своих «благотворительных» проектах. Как же я ему за это благодарна! Он, конечно, не собирался меня ничему учить, но учил - без слов - быть внимательной к людям, беречь их покой, утешая старость, поддерживая добрым словом студентов, начинающих самостоятельный путь в искусстве. И поражаешься теперь, как он находил время для всех своих сердечных приветов?!
«Мысли вслух»
Дружбу не перескажешь. В ней есть тихие молчаливые минуты, когда слов нет, а диалог продолжается; есть признания - драгоценные, незабываемые. Многое останется тайной. Даже для нас самих…
В 2013-м вся Россия отмечала 400-летие династии Романовых. Приезжая в Екатеринбург на фестиваль «Царские дни», вершина которого приходилась на 16-17 июля (день убиения Святой Царской Семьи), я поражалась, как мало новых сочинений звучит в концертных фестивальных программах. Особенно – мало хоровых. Их почти и не было. А однажды в Челябинске подарили чудный сборник стихов местной поэтессы Лии Кулешовой. Оказалось, что одна из излюбленных тем поэтессы – царская. Одному Цесаревичу Алексею было посвящено несколько стихотворений. И Святым Царевнам-мученицам несколько. Я перепечатала несколько стихотворений Лии и отправила по электронной почте в Саранск. Очень жалею, что не помню, сколько прошло времени, только звонит мне Сергей, а я на работе. Он, сама деликатность, боясь помешать, кратко сообщает, что написал на стихи Лии Кулешовой хоры, ноты мне вскоре вышлет. И вот получаю бандероль. Приехала домой, раскрыла ноты. Количество диезов пугает, переменный метр – тоже (всё кричит во мне: да кто же в Екатеринбурге или на Ганиной Яме такое выучит и сможет спеть?! Это же не Капелла и не Нижегородская консерватория!) И всё же ставлю ноты на пюпитр, пытаюсь разобраться со знаками, «продираюсь» сквозь тернии диезов и …замираю: музыка начинает «оживать» в прекрасных гармониях, в них нет надуманных сложностей, это его стиль - ясный, узнаваемый, но не сразу открывающийся ленивому и косному взгляду. Музыка коснулась сердца. Хоровые партии расписаны чётко. Слов немного, реплики повторяются, словно капельки слёз, падающих на землю. Пою и на глазах выступают слезы...
Не знаю, споют ли когда-нибудь на «Царских днях» эту изумительную хоровую музыку. Но для меня главное, что Сергей отметил своим трудом и талантом 400-летие династии Романовых, и Святые Царственные мученики знают, что их духовный подвиг воспет челябинской поэтессой Лией Кулешовой и саранским композитором Сергеем Терхановым – авторами с Божьей искрой, так и не встретившимися на земле...
В течение последних трёх лет жизни Сергея Яковлевича, общаясь по телефону, я почти каждый раз слышала о том, что он продолжает в студии запись оперы-балета «Он и Она». Он оживал, когда делился своими планами и рассказывал о своём творчестве. Рассказывал «взахлёб», торопясь, волнуясь – успеет ли рассказать хотя бы о главном? Концерты, работа в жюри, участие в конкурсах, исполнение сочинений за рубежом или где-то в России, новые стихи, новые пьесы и романсы, песни и хоры, новый заказ Саранского театра кукол и т.д., и т.д. Нескончаемый поток творческих импульсов. Словно отчитывался, что дни, пока мы не общались, он прожил не зря. Трудился, не щадил себя, выполнял обещанное…Я еле-еле успевала между этими жизненно важными для него новостями вставить: «Как ты себя чувствуешь?» Даже за 15 дней до смерти я услышала успокаивающую и ободряющую фразу: «Да всё прекрасно, Людушка. Всё хорошо. Солнышко светит, за окном – берёзки, выгляну в окно, а там кот за голубями гоняется… А сейчас ко мне все мои пришли: и Танюша, и Володя, и Леночка рядом, и Владик бегает по палате, представляешь? Так хорошо, что мы все вместе. На душе – праздник. Я счастлив!» И в самом деле 21 сентября был Праздник – Рождество Пресвятой Богородицы. Ты поздравил меня тогда, прислав смс. Ты знал, что обрадуешь меня этим поздравлением ко времени, что я оценю твое трогательное дружеское внимание. И вправду - обрадовал. Очень. Я оценила твой сердечный привет. А слух хранил твои слова: «В общем, со мной всё хорошо, волноваться не о чем…» - Про четыре операции - ни слова, про сеансы изнурительной химиотерапии - ни слова, ни единого стона, ни ропота, ни высказанного страха за себя. И только новые стихи – о предназначении художника, о Жизни, которая продолжится и после нас…
Еще одно воспоминание. 2014-й год. Однажды взяла в руки томик стихов Булата Окуджавы, сделала несколько закладок, чтобы прочесть эти стихи по телефону Сергею. А вдруг сердечко загорится, вдруг Сережа захочет написать на них музыку? Темы-то наши любимые. Вот первое из них – «Свет предназначенья». С него и начну при разговоре. Звоню, не откладывая. Внутри меня – радость, предвкушаю, как обрадуется сейчас Сергей, услышав мысли нашего любимого Булата Шалвовича. Только успеваю пролепетать «Здравствуй», как он «выпаливает» свою первую творческую новость: он дописывает цикл на стихи Окуджавы, который будет называться «Свет предназначенья»! Здесь уж и я признаюсь в цели своего звонка. Смеёмся - радуемся вместе. И еще 2 стихотворения, выбранные им для цикла, совпали с моими закладочками… Об этом я уже и не стала ему говорить. Зачем? И так всё ясно. Есть вещи, которые важнее и выше человеческих слов.

Из дневниковых записей
Ноябрь 2014г. Каждый день мне приносит новую встречу с Сергеем. Сама удивляюсь этому. Гляжу на его фотографию, которую Танюша разместила на прощальном аудиодиске (он был подарен всем, кто пришёл помянуть её любимого мужа в 40-й день), пытаюсь понять, почему после его ухода образовалась в жизни такая огромная брешь?! Она, как язва, болит, томит сердце… И, чтобы не нажить стенокардии или чего-нибудь ещё похлеще, я пишу и вспоминаю, и снова пишу, слушаю его музыку, ставлю ноты на пюпитр, пытаясь прикоснуться с помощью видимых клавиш к невидимому внутреннему миру моего скромного друга… И ещё пытаюсь осмыслить, почему же мы были с ним так духовно близки и необходимы друг другу в последние три года? Ответа нет... А может быть, я преувеличиваю? Может быть, это только иллюзия, что мои звонки и присылаемые ему стихи или читаемые по телефону строчки были ему нужны? И только одна его фраза, которую хорошо помню, даже отчётливо слышу и сейчас, успокаивает: нет, ты была нужна, были нужны и стихи, и строчки, и какие-то утешающие и ободряющие слова. Не так уж много людей, даже близких, живущих в Саранске или в Нижнем, могли с ним не суетясь беседовать о творчестве и о Творце. Ведь у всех дела, неотложные срочные заботы. А наши диалоги были все о том, чем он дышал, без чего и дня не мог прожить… Всё так. Но и не так. Мне тоже многое «перепадало». После наших встреч-бесед угасающий огонёк надежды вспыхивал нежным, неярким светом. Этот свет согревал, поддерживал, удваивал силы, воспитывал терпение и рождал безграничное сострадание к Человеку. И этим человеком был и сам Сергей, и каждый, кто встречался на пути. Мне кажется, этим и сильна любовь, что она не выбирает одного, а покрывает сердечной теплотой каждого встреченного на пути. Спасибо, Сергей, тебе за этот ласковый огонёк. Мы ни разу с тобой не говорили о моём одиночестве или твоём иногда отчаянном безденежье, ни разу – о нашем нездоровье. Ты мог переживать болезнь твоего друга или своей мамы, или отца Танюши… Но о себе – ни слова. Свои страдания ты нёс мужественно один. Не перекладывая на дружеские плечи даже лёгких жалоб. А разговоры о поэзии, природе и её красотах, о берёзках и полянках, о Горьковском море и маленьком Владике – твоём нежно любимом и пока единственном внуке – были… «анестезией». Вот оно - верное слово, которое уже неделю не находилось! Обезболивание в страдании телесном ты находил в разговорах о драгоценных для тебя вещах. Но главное – ты находил его в своей новой, рождающейся Музыке! Этот источник не иссякал до последних твоих земных дней. Как и Любовь. Она невидимо, где-то в самой глубине твоего сердца, трепетала, как не остывающий огонёк на ветру!
Тянется жизни моей карнавал.
Счёт подведён, а он тянется, тянется.
Всё совершилось, чего и не ждал.
Что же останется? Кто же останется?
Серёжа, дорогой, я преклоняюсь перед твоим мужеством и великодушием. Ты щадил нас, слабых, и оберегал от волнений, твоё сердце умело любить и восторгаться так, что и на семерых бы хватило! Наверное, оттого и Музыка, рождённая тобою, так волнует и даёт силы сохранять в себе человеческое и доброе. Твоя музыка будет звучать. Непременно будет, слышишь?! Ты однажды в нашей с тобой радиопередаче процитировал строчку поэта Петра Вегина: «Уходя, оставить Свет – это больше, чем остаться…» Уходя, ты оставил Свет. И он будет светить тем, кто тянется к добру, правде и Любви - в самом высоком значении этого слова. Спасибо тебе, дорогой человек.
ТЫ есть! Твоя жизнь продолжается и там, и здесь. И как бы ни играли твои любимые футболисты, знай, что самый главный – мировой чемпионат выиграл именно ты на человечность и верность своему Призванию.